22 марта 2007 г.
Босх глядит на нас со стены… Позвольте, какой же Босх? В Самаре?
Да вот и сам художник. С лицом средневекового музыканта, острым взглядом черных глаз вглядывающегося в пеструю вернисажную публику.
Конечно, это не совсем Босх. Точнее, совсем не Босх. В третий уж раз выставляется в нашем городе московский художник Валерий Миронов.
"Это для нас знаковый художник, - говорит арт-директор галереи "Вавилон" Алла Шахматова. - Четыре с половиной года назад с его выставки началась наша галерея".
Тридцать картин и восемь "забытых богов". Сначала о "богах" - все же они важнее, чем шуты и короли. Мелкая пластика. Головки, бюсты, фигурки в полный рост. Все сантиметра по два-три, много - пять. Мятые, изборожденные морщинами личики, носы грушей, хитрые глазки. Древнее уродство, древняя первозданность. Одна голова, правда, в лавровом венке, нос попрямее, черты лица обладают почти римской правильностью. Божку всего две тысячи лет. Остальные стары, как миф. Как человечество.
На пресс-конференции Миронов сразу получает вопрос об этих своих божественных уродцах. Обстоятельно отвечает, а руки бессознательно вылепляют из воздуха еще одно божество, нам, впрочем, невидимое. Как они у него рождаются? Говорит, что творит непроизвольно, или, во всяком случае, источник своего вдохновения от корреспондентов утаивает. "Я - только проводник", - говорит Валерий. Да, похоже, он подключился к настоящему источнику творчества… Где он? Память невнятно твердит: ключ Ипокрены, Касталия…
Не ясно, в общем, и то, что он, собственно, рисует. Художник хочет для нас прояснить, снабжает свои картины надписями. На церковнославянском, как на иконах, на картинах написано: "То, что невыносимо, могут вынести другие", "Наш мир, как балаган, актеров в нем не счесть, сегодня ты - король, а завтра могут съесть". И другие, рифмованные и нерифмованные, надписи. Все же это не комментарий к картинам, а рядом стоящая философская притча. Строго говоря, ничего она не раскрывает, прямо с содержанием картин не соотносится. Миронов в каждой картине выстраивает целый сюжет, сплетает некий рассказ, создает псевдопритчу. Босховски-брейгелевским языком, словно фламандский живописец полутысячелетней давности, или языком старинной японской живописи, или создавая свою "Гайавату", современную стилизацию под индейский миф, разговаривает с нами этот странный художник и своеобразный философ.
Зайка в очках с толстенными стеклами. Подслеповат, знать, косой. Перед ним - книга, изъеденная временем (или мышами). Мышь тоже тут как тут. Котик спиной к зрителю. И хорошо, что спиной повернулся, а то лица у них какие-то… Ладно бы человеческие - толстогубые, толстоносые. Усмехаются. Рядом с ними небезопасно. Пес старинной какой-то, не виданной в наши времена, породы. Собака присматривается к лягушке - съедобно ли?
Что же тут творится? Где люди? Есть и люди. Мир карнавального веселья - но больно уж гадки у людей лица. Вывернутые ноздри, заведенные к небу полуслепые глаза. По всей видимости, "Слепцы" Брейгеля вылезли из рамы и доплелись до картины Миронова. Внедрились в нее. А что? С портретами это бывает - Гарри Поттер подтвердит. Но там такие вольности извинительны и допустимы - в популярной детской книжке дело происходит в Хогвартсе, в школе юных волшебников. А здесь? Этот мир грубо реален. Пьяные, обожравшиеся, дрыхнут персонажи картины. Но не все: один свинью под шумок к себе в закуток тащит, другой - целую бабу (надеюсь, для разных все же целей!). Розовые обе. Рот у бабы завязан - верещала, видно, когда похищали.
Горностаевая мантия на карнавальном короле, шутовские лица музыкантов, пальцы унизаны перстнями, сапфиры, изумруды и рубины огранены кабошоном, винно-багровый занавес, голубое небо, мечтательный ренессансный пейзаж с ложно-итальянскими холмами утекает вдаль и вглубь…
Ах, как красиво! И омерзительно! И наивно, и опасно… И как издевательски ухмыляются средневековые жонглеры, циркачи, короли, картежники…
Где-то во времени образовалась щель. И полезли к нам все эти существа. Им бы у себя в пятнадцатом веке - самое место. Но, как сказал Миронов:
Всяк выглядит шутом,
Коли вина напьется.
Кочует балаган,
Но кто-то остается.
Алексей СОЛОНИЦЫН
