26 марта 2007 г.
Фестиваль, который проходит в Новокуйбышевске, к счастью, от нас не особо вдалеке. Сорок минут – на юг, через мост, мимо неистово сверкающих под апрельским солнышком вод Самарки, - и мы на месте. Место наше называется «ПоМост». Всероссийский фестиваль провинциальных театров. Проводится он в Новокубышевске уже четвертый раз - каждые два года начиная с 2001-го.
Программа фестиваля была рассчитана на четыре дня. Во главе его – душа театрального Новокуйбышевска, режиссер театра «Грани» Эльвира Дульщикова и начальник городского управления культуры Елена Пахомова. К услугам немногочисленной театроведческой и журналистской братии – и транспорт, и, при желании, лучший отель города. Соблазнительно было бы, конечно, отсидеть весь фестиваль от и до. Но… выбирай себе, дружок, один какой-нибудь кружок. А если не один, то уж, во всяком случае, не шестнадцать фестивальных «кружков». В числе их, правда, и старые знакомцы. Не только отсмотренные нами, но и отрецензированные уже нашей газетой остроумная «Яичница» ульяновского «Небольшого театра», печальный «Палимпсестон» нашего СамАрта, блестящее трио самарских актеров в «Сконапель Истоар», спектакле «Актерского дома».
Фестиваль открывался спектаклем театра, который обозначен как петербургский. Подтверждается старая истина - столицы оттягивают на себя все самое лучшее из провинции. Зародился театр пластической драмы «ЧелоВЕК» далеко от города на Неве. В Бурятии, в Улан-Удэ. Переехал в 2004 году в Омск. Теперь место его пребывания – Санкт-Петербург. Всякому городу к себе такой театр залучить хочется!
Жанр спектакля, как заявлено театром – «телосозерцание». Голос за сценой призывает отключить не только мобильники, но и мозги. Внимать происходящему, не мудрствуя лукаво. Просто смотреть. И слушать.
Изготовились слушать «Песни дождя». Так называется спектакль. А смотреть?
Сначала смотреть почти не на что. На сцене сидит женщина в длинной хламиде. Бесформенное одеяние, цвета хитона Богородицы. Восток… Но какой же именно? Япония… Монголия… Тибет… Теряемся в догадках.
Фигура в углу сцены – вне пластического действия. Зато на нее возложена не менее важная задача – звучащий слой спектакля. Программка именует ее «Хранительницей». Национальный эпос, какая-то древняя стихотворная лирика. Лауреат Национальной театральной премии «Золотая Маска» Людмила Глухова читает стихи нараспев, потом переходит к вокальным импровизациям. Что за эпос? Напрягаемся в стремлении понять. Красиво необыкновенно, но, по нашим представлениям, явно не монгольский, не бурятский эпос. А язык-то какой? Программка старается сбить нас с толку. Лукаво информирует: одни считают этот язык санскритом, другие – сербским. А действие, в чем оно состоит?
Опять же, программка сообщает: либретто написано режиссером Игорем Григурко по мотивам стихов Далай-Ламы VI (1682-1706). Шестого… Мы и предыдущих-то пятерых не знаем. Впрочем, названия семи песен Шестого Далай-Ламы приводятся: «О каплях-бирюсинках», «О птице и камне», «О пчеле-бирюсинке», «О птице и облаке», «О богине с лунным взглядом», «О птице и страннике любви», «Песня о Луне и Лотосе».
Луна налицо. Висит над сценой огромный серебряный диск. Краснеет, зеленеет, наливается золотом. Присутствует и дождь. Невидимые, но слышимые струи дождя, плеск, раскаты грома. В глубине сцены воздевают к небу безлиственные ветки две симметричные древесные заросли на колесиках. С неба, в свою очередь, вниз протягиваются два белых полотнища. И в них что-то есть! Или даже кто-то.
Актеры выпрастываются из свисающих вниз белых тяжей. Тем временем появляется на сцене женское существо, подносит Хранительнице эпоса ритуальной походочкой (пяточки выпячены, носочки кверху - где-то мы видели такие изображения, в каких-то буддийских барельефах спряденную шерсть. Хранительница принимается медленно сматывать шерстяные нити в клубок. Сопровождает пением. Из него, из звучания, словно и рождается пластическая импровизация актеров.
Раз, два, три, четыре… Это не они танцуют, это я подсчитываю. Прошлогодний фестиваль, загребский спектакль "Парашютисты" - раз. Потом - "Яичница" из Ульяновска. Потом - наш "Палимпсестон". Наконец вот теперь еще это. Театры словно вступают друг с другом в диалог. Целая череда спектаклей, средствами мимики и телесной выразительности пытающаяся сказать об одном и том же. Причем интересно, что в каждом спектакле - своя мера абстрактности.
В некоторых расшифровать бытовой контекст, воссоздать канву отношений между героями совсем не трудно. Это "Яичница". Смежные квартиры, герои, действующие друг другу на нервы производимым ими разнообразным шумом. Знакомство, любовь, семейная жизнь.
В "Палимпсестоне" - размышление о рождении, старости, смерти. Тоже история взаимоотношений, но в более обобщенном виде. В "Парашютистах" они летают по воздуху, вычерчивая некую абстрактную геометрию отношений.
Наконец, здесь, в "Песнях дождя", как в дзенских коэнах, что-то происходит, но вот что? Актеры полуобнажены. Или завернуты в длинную пелену. Она развертывается, в нее, как в кокон, прячутся, из нее проступает то нога, то рука. Бессловесное действо, развертывающееся между мужчиной и женщиной, старо как мир. Может быть, они даже еще не люди? Это еще до изобретения языка - стоя на руках, мужчина подает избраннице знаки ногами. Мужчина и женщина опрокидываются на "мостик" и в таком положении, на четырех ногах спиной вниз, направляются друг к другу. Как два четырехногих паука. Застрявшие в древесных зарослях наяды извиваются, как трава. Человеческие туловища сплетаются в вензеля, в буквы какого-то древнего, первоначального алфавита. Этакий санскрит, написанный сияющими на фоне черного задника телами.
Одна песня сменяет другую. Хранительнице подносят новые нити, уносят смотанные клубки. Древнегреческие вещие парки, которые пряли нить человеческой жизни, давно бы потянулись за ножницами. Но в буддийской (или ламаистской? череде жизней, череде песней нить не рвется. Только воссоздается в бесчисленных вариантах. И человеческие тела, первозданные, безупречно красивые, поют и поют эти песни.
Валерий УЛЬЯНОВ
