23 марта 2007 г.
Вот и еще одна премьера в Самарском академическом театре драмы. "Смешные деньги" Рея Куни. Постановка заслуженного деятеля искусств России Вячеслава Гвоздкова. Сценография и костюмы - дважды лауреата национальной театральной премии "Золотая маска" лауреата Санкт-Петербургской театральной премии "Золотой софит" Семена Пастуха (США).
Со сценографии и начнем. Карел Чапек в своем эссе "Как ставится пьеса" свидетельствует - театральные бутафоры о реквизите говорят уважительно. Например: "То канапе, что играло в "Камо грядеши", "те стулья, что играли в "Испытании властителя". Вот и мы с уважением разглядываем тот камин, что играет в первом акте "Смешных денег". Играют полосатые обои гостиной, играет стерильно белая мебель и стены супружеской спальни.
А что они играют? Каминчик - он работает, горит. Угли и язычки пламени в нем переливаются волшебным разноцветным сиянием. Этакая живая шкатулка с драгоценностями. Мираж, иллюзия богатства.
А белая спальня? Как-то в Германии приятель повез нас в Эссен. Показать художественный музей, дешевый музыкальный магазин и дорогой мебельный салон. "Смотрите, как выглядит самая дорогая мебель!" - "Что ты, Томас, зачем нам? У нас и денег нет!" - "Мало ли что… Знать надо! На стиль жизни поглядеть". И проперли мы по пушистым паласам, по бесконечным корректно-бесцветным просторам магазина, и наш провожатый, опробуя упругость, завалился с ногами на один белый диван, на другой.
С. Пастух знает, как обставить богатую жизнь! Белые диваны, и под стать им персонажи - как в городе мечты Остапа Бендера, как в Рио-де-Жанейро, все в белых штанах. Платиновое сияние обливает спальню.
Жанр пьесы автор определяет как фарс. Рей Куни в небольшом трактате охотно объясняет читателю, что это такое - фарс. Заодно прослеживает происхождение своей драматургии. Возводит ее к Шекспиру, прозрачно намекая, что стал звеном в цепи живой традиции - играл с актерами, которые, в свою очередь, играли еще с теми, кто… и так он доходит до своего великого предка. Утверждение уже само по себе достаточно смешное. Как у Марка Твена: персонаж считает, что принадлежит к самому древнему роду на земле, потому что его фамилия - Адамс.
Комедиограф хвалит сам себя: "Понятие "комедия Рея Куни" развивается в подобие хорошо структурированной драматургии, дополненной моим собственным замысловатым, как в шахматах, алгебраическим развитием сюжета".
Сюжет претендует быть смешным и одновременно серьезным: "Фарс, более чем комедия, сродни трагедии" (Рей Куни).
Добавим: хороший фарс обязан, видимо, включать в себя до предела банальные повороты сюжета. Набор типизированных поводов для смеха в "Смешных деньгах", впрочем, действительно структурирован довольно ловко. Маленький клерк Генри Перкинс случайно в метро вместо своего хватает чужой кейс. В своем - полбутерброда с сыром и шарф. В чужом - ни много ни мало, 750000 фунтов стерлингов.
Маленький человечек - и несообразное с его мелкостью, прямо-таки оглушающее его счастье. И непрерывная угроза подступающему благоденствию: полицейские подозрительно принюхиваются, настоящий хозяин чемоданчика - "ловчила" - может свои права предъявить. "Ловчилу", к счастью, замочили, но "мочила" теперь к Генри Перкинсу подбирается… Куда податься с деньгами? На Канары? В Барселону? Билеты на самолет заказаны, таксист у дверей. Но жена ехать не хочет, накачалась до полной невменяемости коньяком, да и полиция тут как тут, подозревая его в приставании к мужчинам в общественной уборной. Не объяснять же стражу порядка, что он в укромном местечке деньги пересчитывал! Вламываются гости - у Перкинса как на грех сегодня день рождения, дружеская чета Джонсонов приглашена на жареных цыплят.
Вот и обещанные элементы трагедии. Куда ни ткнешься - везде тупик. В лабиринте нелепостей, несостыковок и вранья с бешеной скоростью крутятся персонажи. Это предусмотрено и автором: "Персонажи здесь не могут стоять неподвижно в центре сцены, интеллектуально рассуждая о своём затруднительном положении. Они постоянно, неустанно мчатся куда-либо, пытаясь разрешить возникающие проблемы и складывающиеся ситуации".
Суетитесь, господа актеры! Они и суетятся. Трио Олег Белов - Александр Марушев - Владимир Сухов. Выпучивают глаза (Белов), враскоряку, чаплинской походочкой дефилируют по сцене (Марушев). Смешно. Смешно, смешно, смешно… и так два часа. А содержание-то пьесы сводится к анекдоту. Но анекдот краток. Минута - и нет его. А если анекдот растягивается на два часа?
Вот и бегают, мельтешат бедные актеры, два часа стараются публику распотешить. Неустанно мчатся. Обычно несколько вялый сценический темп, принятый в нашем театре, на сей раз приближается к голливудским темповым стандартам. Режиссер В.Гвоздков неукоснительно выполнил все предписания комедиографа. В частности, и требование Р.Куни начинать второй акт ровно с того, чем кончился первый - пусть персонажи будут застигнуты нами на сцене в тех же позах, с той же репликой на устах. Примерно как в мыльной опере - пусть зрители не забудут окончание предыдущей серии.
Постоянно цитируемый мной Р.Куни видит в своих персонажах индивидуальные характеры. Но здесь что-то все придурковаты как один. То ли "Смешные деньги" не дают актерам возможности индивидуальности героев выявить, то ли спешка, сценическая суета мешает. А может, кишка у актеров тонка?
Нет, кишка у них не тонка. Актеры хороши. Умеют, умеют индивидуальный образ создать. Хоть и не в рецензируемом нами спектакле. Та же троица, что вывозит на себе "Смешные деньги" - те же Белов, Марушев, Сухов, - создает вереницу характеров в "Сконапель истоар", поставленном "Актерским домом". Тот же Марушев - гротескный и трогательный полковник в "Вине из одуванчиков", тот же Белов в "Этюдах к Шекспиру" создал незабываемый образ циничного мерзавца Клавдия.
Талант не скроешь!
А сами актеры вынуждены скрываться под одеялом. Барахтаются друг на друге. Вдвоем, втроем, вчетвером. Это для полицейских, для отвода глаз. На самом-то деле на дне этой кучи малы, под атласным белым одеялом - Он, Чемоданчик. Они, Семьсот Пятьдесят Тысяч. Но простоватые полицейские под неистово подпрыгивающим укрытием отчетливо просекают радости группового секса. Я брезгливо отвожу глаза от сцены. Перевожу взгляд на соседей. Некоторые нерешительно смеются. Спрашиваю приятеля: "Тебе нравится?" "Ну как тебе сказать… Если бы мне было лет восемнадцать…"
Нет, им на вид явно не восемнадцать. Публике, безотказно смеющейся при одном только слове "туалет". А уж если "унитаз"… Еще смешнее! Гомерический хохот!
Рей Куни недоговаривает в своем трактате: для успеха пьесы в жанре фарса нужна еще особая предрасположенность зрителей. Открывается крышка дипломата - а там! Валюта! Банковские упаковки, считай - не хочу! Полный чемодан! И зал вместе с актерами восхищенно ахает. Ушел чемоданчик из рук, оплошно унесенный полицейским - они чуть не плачут. Кто "они"? И те, и другие. И кто на сцене, и кто в зале. О счастье! Чемоданчик вернулся. Не к нам - к персонажам пьесы. А мы? Не поверите - аплодируем! Сопереживаем. И - полное упоение, совершенный восторг! На сцене профигурировал и третий чемоданчик! Будучи открыт, обнаружил в своем нутре аккуратно упакованные пакеты с белым порошком. Зрители стонут от восторга.
Рей Куни завершает пьесу неожиданной развязкой. Все три чемоданчика - и с бутербродом, и с пачками банкнот, и с героином - уплывают в полицию. Персонажи в разочаровании. На какие шиши на Канары ехать? Но неунывающий таксист, тоже ввязывающийся в их компанию, говорит: "Что ж я, придурок? Я своевременно деньги вот сюда перепрятал!" - и показывает, к ликованию героев и рукоплещущего зала, туго набитую матерчатую сумку.
Что-то очень знакомое между тем проглядывает в сюжете. Что-то нам эта погоня за деньгами напоминает. "Золотой теленок" Ильфа и Петрова! Сумма только поменьше. Остап охотился за миллионом. А тут всего-то семьсот пятьдесят тысяч! Смешные деньги!
Не дотягивает до советской классики не только обозначенная сумма. У Ильфа и Петрова блестит и переливается не мешок с деньгами, а отполированный до блеска текст. И каждый персонаж его романов - яркая индивидуальность. Вот уж где раздолье актерам, Андрею Миронову да Зиновию Гердту! Остапа Бендера с Паниковским или Козлевичем не спутаешь!
Да что это я - глубокий и умный роман с глуповатым фарсом берусь сравнивать. Ильф и Петров не о миллионе пишут. У них - жизнь страны, характеры, судьбы, и сатирические, и трогательные эпизоды. Деньги там - только повод. А здесь зеленые пачки - главный объект вожделения, деньги - царь и бог, главный интерес и главное содержание жизни.
Вот, кстати, и ответ на вопрос, которым постоянно задаются театральные критики. Чем порожден бум вокруг комедий второстепенного английского автора? Вот она, причина ажиотажа, который вызвала в отечественных театрах неумная, поверхностная, плоская пьеса Рея Куни. Миллион. Это он притягивает к себе восхищенные взоры, побеждает сердца. Ну, неполный миллион. А если его дополнить, благородная цифра с шестью нулями может породить не то что фарс - высокую трагедию нашего времени. И не шесть нулей, а гораздо больше сбегутся в театр кудри наклонять и плакать.
http://tlttimes.ru
