18 апреля 2007 г.
Современник корифеев отечественного театрального искусства ХХ века оказывается востребованным как режиссер и художественный руководитель молодого творческого коллектива. Он начинает работать в индустриальном Тольятти, не имеющем театральных традиций старых городов Поволжья. В июле этого года народный артист Советского Союза, лауреат госпремий СССР и России Петр Монастырский отметил свой 92−й день рождения, а через месяц приступил к обязанностям главного режиссера тольяттинского драматического театра «Колесо» им. Глеба Дроздова.
Имя Петра Монастырского можно найти в энциклопедиях и справочниках театрального искусства. С 1959 по 1995 год (с небольшим перерывом он ставил спектакли в Самарском театре драмы. Монастырский не просто современник великих деятелей отечественного театрального искусства — Товстоногова, Симонова, Эфроса. Понятие «театр Монастырского» для Куйбышева-Самары в течение двух-трех десятков лет значило не меньше, чем для Ленинграда «театр Товстоногова». Литературовед и театральный критик Ольга Журчева выделила, пожалуй, главное достижение художественного руководителя Самарской драмы: «Монастырский некогда создал блестящую труппу, отличный, что называется — на все вкусы репертуар, безупречно отлаженный механизм театрального производства, свою, своеобразную актерскую школу. Но всетаки удивительным остается другое — то, что ему принадлежит идея театра-клуба, театра-дома». Театр Монастырского, по мнению критика, объединил вокруг себя самых разных людей, восполнил нехватку эмоционального общения, сочувствия и сопереживания, с которыми и связано восприятие подлинного искусства. Это — один взгляд на 40−летнее творчество мэтра самарской сцены. Он — из сегодняшних дней. А почти 20 лет назад известный самарский литературовед Лев Финк назвал Монастырского талантливым менеджером (тогда само это слово было диковинным): «Главный режиссер — профессия особая. Он должен быть художником и публицистом, администратором и дипломатом. Монастырский — очень умелый, талантливый менеджер. Вот уже долгие годы, даже десятилетия, Монастырский — единоличный руководитель, досконально постигнувший секреты театральной экономики. Он — организатор, и эта сторона его деятельности так же необходима ему, как художественная и педагогическая».
Можно говорить о Монастырском 1970−х — начала 1990−х годов еще и как о мастере пиара (этого слова также не имелось в выхолощенной лексике той поры). Если в Самарскую драму билеты купить было непросто, аншлаги считались естественным явлением, то, разумеется, в первую очередь это было признание самих постановок, любовь к артистам, когда ходили в драму «на Ершову» или «на Лазарева», Михеева, Кузьмина (все сплошь кумиры самарской публики). Но к высокому искусству Монастырского-режиссера и его блистательных актеров добавлялась и толика придумок Монастырского-пиар-менеджера: цвет афиш, музыкальная фраза, вместо резкого звонка собиравшая зрителей в зал, регулярные актерские бенефисы, автобусы, поданные для зрителей к окончанию спектакля…
Петр Львович, казалось, был неотделим от Самарской драмы. Но в 1995 году, после того, как мэтр отметил премьерой свой 80−летний юбилей, он оказался вне стен театра. Сшиблись непростой нрав маститой творческой личности (а у кого из знаменитых людей искусства характер — ангельский?! и формальное соблюдение правил и инструкций тогдашними управляющими областной культурой.
Монастырский ушел. Театр остался. Но — уже совсем другой. Пожалуй, назвать его символом Самары (как это не подлежало сомнению при Монастырском сегодня вряд ли кто рискнет. Заслуженная артистка России Любовь Альбицкая както обронила: «Какое же это испытание — бессильно наблюдать, как на глазах рушится то, что строил почти полвека!» Для Петра Львовича это испытание длилось 12 лет. В недавние жаркие августовские дни оно все же прекратилось. Монастырский снова главный режиссер. Только теперь — в другом городе и другом театре.
Нынешний график жизни мастера отнюдь не богемный. Скорее как у нефтяника-вахтовика: рабочая неделя — в Тольятти, и лишь выходные — дома.
О начале работы в тольяттинском театре «Колесо», взглядах на современное сценическое искусство, колесе творческой судьбы худрука провинциального российского театра мы говорили с Петром Львовичем Монастырским во время его кратковременной побывки в Самаре.
На «Ауди» — к «Зыковым»
Накануне своего 90−летия вы, Петр Львович, были недовольны. Помню ваши слова: «Всегда стремился на свои юбилеи предъявлять зрителям театральные премьеры. А теперь что могу предъявить, кроме паспорта с указанием года рождения?!» Сейчас вас можно поздравить с возвращением возможности представлять зрителям свои премьерные постановки. Интересно, как состоялось сватов-ство маститого режиссера и молодого театра? Это была инициатива областного министерства культуры?
— «Колесо» — театр муниципальный и никакого отношения к областному министерству не имеет! А знакомство у нас вышло весьма романтическое. Телефонный звонок. Представляется директор театра Татьяна Корабельникова. Предлагает поговорить о возможном сотрудничестве. На мой вопрос — когда? — отвечает: «Я уже приехала». И — при встрече: «Нам нужна ваша постановка. Пока не согласитесь, я от вас не уеду». Ну, если дама настаивает… (рассказывая, Монастырский не отказывает себе в игривом позерстве, как будто проигрывает этюд на заданную тему романтического знакомства — прим. авт. «Поедем сразу в Тольятти», — говорит. Красная Audi, директор «Колеса» за рулем. Мчимся с лихой скоростью…
— Да вы — авантюрист, Петр Львович!
— Я же 12 лет был в творческой голодовке… А «Колесо» ко времени нашей встречи катилось, кажется, в никуда. Но когда я предложил артистам боевичок «Крошка», они сказали «нет» и… не поддались на мою провокацию. Я ведь пытался так определить их творческие ориентиры. Тогда я и предложил им пьесу «Зыковы» Максима Горького.
— Не самая известная и остросюжетная из его купеческих пьес. Почему именно ее и именно сейчас в городе Тольятти?
— Да потому как раз, что подзаело то, что происходит в России в ХХI веке! Горький обожал своих Вассу Железнову, Артамоновых, Фому Гордеева и страдал, потому что не видел перспектив для них. И нынешние богачи — не их потомки. Я ненавижу нынешних олигархов, потому что они украли у России все, что им позволили украсть. И они себя еще покажут с самой негативной стороны. В «Зыковых» у Антипы (один из героев пьесы — прим. авт. звучит мысль: когда нет детей (будущего), деньги девать некуда. Эта мысль стала базой нынешней постановки. Артисты сначала боялись пьесы, предложенного мною метода прочтения Горького. Но премьера в конце прошлого театрального сезона прошла, кажется, удачно.
— Скромничаете, Петр Львович: вы же знаете, что «Зыковы» шли с давно не виданным в городе успехом! А чтобы заставить тольяттинцев сходить в театр, надо, кажется, на уши встать — настолько город не театральный!
— «Зыковых» я ставил как провокацию: нужен ли городу русский провинциальный театр психологической драмы?
Кому оно надо
— Опыт удался, и вторая ваша постановка в «Колесе» — «Варшавская мелодия» — тоже шла с аншлагом. После столь удачного сотрудничества естественным выглядит предложение стать главным режиссером театра. А приглашенный режиссер и главреж — две большие разницы, о которых вам ли не знать. И все же вы надеваете на себя это ярмо, от которого молодые, хваткие ваши коллеги бегут, несмотря на статусность должности. Почему? Зачем? Непонятно!
— Как говорят в Одессе, а оно тебе (мне то есть надо? Ответа не нахожу. Особенно после визита в тольяттин-скую власть. Я же понимаю, что не могу предъявить себя коллективу без определенных, вполне конкретных преференций. Пошел по этому поводу в мэрию. А мне: мэра нет, решать некому…
— Да зачем вам — именитому человеку культуры — кланяться в ноги бюрократам?
— Ой, только не говорите, что бизнес готов поддерживать искусство! У «Колеса» есть автомобили, которые ему еще Каданников (бывший глава АвтоВАЗа — прим. авт. выделял. Конечно, пойдем мы на ВАЗ, дадут нам трипять миллионов (эка размечтался я), но что даст такое разовое впрыскивание без стабильности? И снова артист будет приходить на репетицию, а глаза у него тусклые, мысли — далекие… Нужно понимать, что невозможно изменить отношение власти и бизнеса в одном отдельно взятом театре. И я отдаю себе отчет в том, что должен работать в обстановке, когда все провинциальное русское искусство живет проблемой выживания, а не созидания.
Не Куни, а Кизи
— Вы как будто подводите экономическую базу под будущие кассовые спектакли: раз нас вынуждают самих зарабатывать на жизнь, будем ставить Рэя Куни с утробным юмором в его «Смешных деньгах», «№ 13», «Влюбленном таксисте»…
— Вы меня с кемто путаете (Петр Львович не мог не догадаться, что перечисляются коммерческие хиты последних сезонов в Самарской драме — бывшем театре Монастырского. Но на удочку не попался, показал, что он — выше былых обид — прим. авт.). В ноябре у нас в «Колесе» будет премьера — «А этот выпал из гнезда» Дайла Вассермана по роману Кена Кизи «Полет над гнездом кукушки». Представить эту постановку как коммерческую и в страшном сне, думаю, невозможно, разве не так?
— Тут иная опасность — потрясающий фильм Формана «Пролетая над гнездом кукушки». В провинциальном театре собрались тягаться с мировой киноклассикой?
— Я не проиграю ни одного из своих имений на Атлантике, если буду спорить, что фильм Формана и роман Кизи смотрел и читал один человек из сотни. Абсолютно уверен в своей победе не потому, что у меня и в помине нет такой собственности. В правоте меня убеждает опыт: я спрашиваю студента-гуманитария, читал ли он «Ревизора», и слышу глубокомысленное: «Возможно, читал… Ах, да-да, читал, там губернатор в главной роли…» «А этот выпал из гнезда» я, к вашему сведению, ставил в Самарской драме.
— То есть вы делаете римейк собственной постановки?
— И я не скрываю этого. Современные молодые люди настолько далеки от театра (а Тольятти — город людей среднего возраста и молодых), что делать прививку искусством им следует только когда на 200 процентов уверен: эта идея их проймет, и мои мысли они поймут. Поэтому я беру вещи, уже опробованные на публике в прежние годы. Поколенческая разница здесь роли не играет, ведь поиск человека и его право на свободу — вне времени и идеологий (прозападный фильм Формана воспринимался в Советском Союзе как кино просто о нас — людях, рожденных свободными).
— Чувствуется, Петр Львович, как вы изголодались по творчеству, как вам хочется самому ставить и ставить спектакли, восполняя 12 лет пустоты. Но ведь обязанности главного режиссера только к этому не сводятся?
— Директор «Колеса» Татьяна Корабельникова пригласила меня для решения стратегических творческих задач — определения творческого лица театра, его репертуарной линии, привлечения зрителей (а без воспитания своего зрителя это невозможно и, как теперь принято говорить, продвижения театра в жизнь Тольятти.
— Теперь вы по двум постановкам знаете и артистов «Колеса», и тольяттинскую — еще раз подчеркну, не театральную по природе своей — публику. Что вы собираетесь предложить и тем, и другим? Имею в виду будущие постановки после ваших вариаций на тему свободы личности?
— Хотел бы поставить «Трамвай ‘‘Желание’’» Теннесси Уильямса. А если появится девушка, буду ставить «Настасью Филипповну» (по Достоевскому, разумеется).
— Вы хотите сказать, что ищете на заглавную роль не актрису?
— Об этом пока не стану рассказывать. Есть одна девочка в Тольятти… А вот поставить инсценировку по Шукшину — вполне реальная возможность. Я чувствую востребованность шукшинских героев у зрителя — честных, земных, грубоватых, себе на уме.
